«Мама, ты говоришь, что нас создал Бог, а папа говорит, что мы произошли от обезьян!?»- спрашивает сынишка. «Это папа произошел от обезьяны, а мы с тобой созданы по образу и подобию Божьему.»-отвечает мама.
Трудно познавать Новый Завет…
«Аслан был доволен всем. После нескольких бурных лет войны, боёв с федеральными войсками, тяжких, рискованных переходов по горам, весёлого, похмельного безделья, оргиях в перевалочных лагерях, наступил период стабильности, уверенности, сытой мирной жизни.
Его без проволочек зачислили в «спецназ Кадырова». Он опять в добротной «упаковке», при оружии. Теперь легально служит «независимой Ичкерии».
«Дураки, эти русские, — смеются, покуривая меж собою, он и его сослуживцы. — За что они тут воевали? Кровь свою проливали? .. Их увели отсюда ихние же начальники. Они позорно ушли. Оставили всё нам даром. Мы получили больше того, что хотели! .. Независимость? Она у нас — есть. Полная! .. Деньги наши, нефть, .. всё у нас осталось. Власть — наша! .. Да ещё их деньги потоком к нам текут. Вот так-то, вояки «империи» ..
Умыли мы вас, с помощью ваших же начальников крепко. Теперь только суньтесь! У нас теперь такая армия, так укреплено! .. Платят нам хорошо. Всё имеем. Всё есть. Мы — власть! «Волки» Рамзана. Наша власть – похлеще, чем у вашего Ивана Грозного, в нашем Грозном …
Как-то решил Аслан прежние места навестить. Где воевал, по горам хаживал. Да и тестя в ауле проведать надо. Взял он отпуск и поехал. За окном хоть не нового, но добротного джипа, после раздолбанного Грозного проплыли высокие, роскошные кирпичные дворцы пригорода, потом аулы с весёлым населением. Там тоже дома не хилые. Разжились … Все довольные, весёлые …
Тесть был рад его приезду. Жил он в большущем, добротном, каменном доме со многими постройками, на краю аула. Вид оттуда — неописуемый.
Русские, пленные строили всё здесь. И сейчас немного их осталось, «пашут с утра до вечера. Содержат хозяйство тестя. Правда, сейчас с ними немного по-другому, мягче стали обходиться. Война же закончилась. Теперь не одним днём живут здесь горцы, сошедшие сюда в эту войну с каменистых круч, поселившиеся в бывшей казацкой станице. Не спешат они теперь, не нервничают, не боятся, на века обустраиваются.
Встретил тесть, усадил зятя. Выпили. Поели вволю. Да, всего и здесь в достатке. Кроме того, два сына тестя, тоже лихие моджахеды, сейчас в России, один даже в столице, в Москве, чем — то лихо промышляют. Гуляют там во всю, да и отца не забывают, высылают большие деньги. Тесть и сам ещё крепок, и теперь при сытой должности. Тоже в горах был, воевал. У самого Хаттаба не последним числился.
Весь день с тестем и его приятелями в застолье провели. Вспоминали горячие денёчки, общих знакомых, живых и мёртвых, воевавших за Ичкерию.
Уже, когда жаркое ещё солнце стало клониться к закату, остро захотелось Аслану по нужде. Да и поразмяться надо, затекло всё в сидячем положении. Пошёл он во двор. А там! .. Старый друг его, Нахаш, — здоровый псина. Жив ещё, дружище! .. Сколько с ним походить пришлось. В каких передрягах побывать! ..
Кормил любимого пса тогда Аслан как на убой. Мясо не переводилось. Благо лагерь для пленных был рядом. Там после боёв разделывали на куски то одного, то другого или подбитых в бою раненных солдат, гражданских кого, или пленных, за которых выкупа не дали. Мяса этого было — сколько хочешь. Бери в любое время. Все окружающие псы и шавки, раньше дохлые и шелудивые отожрались в это время как боровы.
Когда бывали иногда перебои с поставками «гуманитарных продуктов, находились некоторые из них, боевиков кто ел человечину. Говорили, что вкусное, сладкое мясо. Аслан не опускался до этого. Он сам и не разрубал тела пленных на куски. На это других охотников немало. А вот пользоваться дармовым мясом был не прочь. Часто захаживал и брал для любимого пса, порой по мешку свежатины.
Поначалу Нахаш отворачивал морду, не ел человечьего мяса. Но потом, «голод не тетка». Другой жратвы нет. Овец нет, отар никто не гоняет. За чужими охотиться тоже некогда. Вот и пришлось псу сначала вяло, с неохотой, брезгливо брать в пасть кусочки человечины со свежей кровью. А потом втянулся и ел с удовольствием. Только принеси! Мешками съедал.
Помогал, отрабатывал потом Нахаш хорошо. Мины федералов находил, многих беглецов задержал, по заминированным полям проводил, и раза два Аслана раненного вытаскивал. В общем, — друг настоящий! ..
Встал, довольно заурчал, завилял хвостом Нахаш, узнав Аслана. Начал рваться с цепи к нему. А когда Аслан подошёл, пёс встав на задние лапы, взгромоздился передними на плечи и голову Аслана, став выше его ростом. Здоровяк! .. Правда, сейчас уже не такой упитанный. Домашний, бараний и прочий шашлычёк уже не в пользу ему. Не то, что раньше — мясной пир, с кровушкой, чуть ли не каждый день …
Поглаживал, ласково приговаривал похвальные слова другу, подвыпивший Аслан. Потом, не ведая по какому умыслу, отцепил цепь псу. И пошёл с ним прочь от дома тестя, к милому сердцу лесу, к горам, на простор. Туда, где буйно и бурно прошли его лучшие годы. Целых шесть лет! ..
Псу предложение погулять очень понравилось. Он, довольно поскуливая, бежал не спеша впереди Аслана, тоже вероятно, вспомнив былые, боевые походы.
Так они отдалились уже на большое расстояние. Перешли бурную, холодную реку. Осень. Золотая листва вокруг. Горы. Голубое небо … Красота!
Аслан вовсе отцепил и отбросил в сторону цепь с ошейника Нахаша. Дав ему побегать вволю, стал с ним играться.
Шутливо хватал пса за ошейник, желая его опрокинуть, повалить. Но не тут-то было. Пёс ещё сильный и ловкий, так мощно мотал головой, что Аслан сам отскакивал в сторону, едва удерживаясь на ногах. В один из таких бросков, Аслан резко пошатнулся и полетел наземь, на кучу нанесённых речкой сучьев.
Падение было неудачным. Мало того, что он вывихнул ногу, но рука его, выше запястья и шея сильно поранились об остро торчащий сломанный сук Из широкой раны в руке потекла обильно кровь. Зажав руку, сорвав нужные листья травы и с окружающих деревьев, Аслан подложил их в раны.
После этого он решил больше не играться в такие силовые игры с любимым псом. Но к дому тестя возвращаться не хотелось и он решил с верным боевым сотоварищем походить ещё немного, подняться в лес, в гору.
Нахаш охотно сопутствовал ему, довольно помахивая поленом своего хвоста. Они поднялись высоко на взгорок. Там оказалась хорошая площадка с пеньками на ней. Хорошее место для привала. Может, какие братцы — ичкерийцы и отдыхали тут?.
Аслан с удовольствием присел на один из пней. Разогнул руку осмотреть рану. Окровавленные листы выпали, обнажив ранение. Оно было не пустячным. Аслан даже досадливо причмокнул и стал оглядываться, где бы еще сорвать зелени, чтобы наложить на рану. Ничего не попадалось.
И тут Аслан заметил, что любимый Нахаш на что-то уставился, замер, будто остолбенел. Аслан проследил за неподвижным взглядом пса. Того приковали к себе выброшенные им окровавленные листья, валявшиеся на каменистой земле. Пёс прямо был загипнотизирован ими. Он неотрывно смотрел на скомканные, красные, влажные листья. Расширенные ноздри его жадно втягивали в себя знакомый, сладковатый запах.
— Ты чего?. — угрожающе, напоминая свою незыблемую власть, гукнул на него Аслан. Но пёс не изменил своего поведения.
— Фу! .. — для ясности, более резко приказал человек. Пёс опять не проявил никакой реакции на это.
— Фу, говорю!! .. — ещё громче прикрикнул хозяин.
Пёс не реагировал. Тогда немного напуганный, насторожённый, ещё недавний боевой моджахед предложил, подчеркнуто по мировому:
— Ну, ладно. Пойдем домой … Там ты наешься всласть. Пошли.
Первым он, подавая пример, двинулся обратно вниз по склону.
Пройдя шага четыре, не видя перед собой дорогого, рослого «приятеля», не слыша шуршания по листве шагов его, обернулся и застыл …
Пёс, там, на площадке, жадно заглатывал окровавленные листья.
Чувствуя, как холодеет от страха позвоночник, Аслан, всё ещё пытаясь игриво выйти из необычной, страшноватой ситуации, подчёркнуто весело, бодрясь, прикрикнул:
— Ну-ка, Нахашик, побежали домой! Быстро!! ..
И что есть силы, помчался вниз к реке, за которой спасительные стены аула.
На бегу, Аслан услышал сзади мощные прыжки догонявшего его Нахаша. Но на сей раз тяжёлая поступь пса не радовала, не было прежнего укрепляющего, ободряющего чувства от того, что рядом бежит его верный друг. Наоборот. Впервые от шороха сминаемых листьев и сучьев, под широкими лапами пса, кровь стыла у Аслана в жилах.
Забыв про раны и льющуюся из них уже обильно кровь, что есть мочи Аслан понёсся вниз ещё быстрее, едва уворачиваясь от встречных стволов деревьев.
Вот она уже речка, берег! ..
Шагов пятнадцать, двадцать! ..
Что-то мощное, рыча сшибло Аслана, свалило с ног. Он снопом повалился вперёд, вниз. Чудом, не разбив себе голову, падая, он ухватился на излёте за ствол ели. Перегнулся за ней, как бы защищаясь ею.
Остановился, сел на задние лапы и Нахаш. Мрачно, не мигая смотрел долгим взглядом на бывшего хозяина.
— Чего ты взбесился? .. — попытался снова заявить свои начальствующие права раненный.
В ответ ему тихо, но грозно что-то прогремело в утробе пса. Аслан замер, стал думать, что предпринять.
Матёрый псина сидел неподвижно, мрачно смотрел на него и долго, неспешно вдыхал в себя пьянительный запах, от текущих по стволу ели струек крови.
— Слушай, пошли домой? .. — попросил «по человечески» Аслан верного некогда друга.
На это тот не только угрожающе взрыкнул, но и оскалился, показав длинные клыки.
— Слушай. Отстань от меня. Что ты привязался? .. — принялся «заговаривать зубы» псу, подраненный спецназовец Кадырова. — Пойдем. Я тебе сразу ягнёнка зарежу. Целиком отдам. Только успокойся.
Пёс недвижно сидел, мрачно глядя на просящего. Время от времени взрыкивая и оскаливаясь.
— Пошли. Я уже устал, — опять попросил бывший лесной боец.
Не двигался, не подходил к нему дружелюбно пёс, неотрывно смотрел в него насупленным взором и пьянился как наркоман, запахом и видом льющейся по стволу ели, крови поверженного.
— Я уже не могу. Давай дружить. Пошли, — чмокнул призывно боевой ичкериец. Но напрасно. Друг перестал почему-то, быть другом.
Аслан, пятясь, стал отползать вниз к реке. Может она охладит, приведёт в чувство Нахаша?
Пёс тоже встал и неспешно последовал за ним, подлизывая на ходу лужицы скопившейся крови.
Когда до крайних деревьев, до каменистого берега с холодной речкой оставалось метров десять, Аслан, не выдержав напряжения, рванулся всем телом вниз.
Далеко уйти ему не удалось. Гневно выругавшись рёвом, Нахаш в два броска нагнал его и, вцепившись зубами в куртку, свалил могучий пёс Аслана на камни прибрежной гальки, лицом вниз.
Аслан выворачивался, отбивался руками и ногами что есть мочи, чтобы сбросить с себя сбесившегося пса. Но тот натренированно (самим же Асланом) в два хапа, перехватился по его спине, ближе к окровавленной шее и на ней сомкнул свои сильные челюсти мертвой хваткой, вонзив в жертву острые, длинные клыки.
— ы чего. .. . ошел прочь… он… у. у …. — задушливо уже не кричал, а едва мычал, хрипел несчастный кадыровский боец.
Невероятным усилием Аслан чуть вывернул в сторону голову, хотел хотя бы взглядом отпугнуть очумевшего пса. Но не его увидел он наверху, высоко над собой, а Кого-то бросившего в него ослепительное копьё, от неощутимого, но сокрушительного удара которого, вмиг потерявший зрение Аслан громко взвизгнул, выгнулся и рухнул безжизненно головой и всем телом на прибрежную щебёнку. Больше он ничем не проявлял свое присутствие здесь.
Чуть приладив поудобнее свою большую, тяжёлую тушу, Нахаш одним разом даванул челюстями, и хрустнули под ними шейные позвонки и хрящи сопротивлявшегося.